Орели без сил повалились на дозорную площадку. Когда-то, в незапамятные времена, ее соорудили основатели города, но в виду отсутствия угрозы извне никогда ей не пользовались. Разве, что влюбленные забирались сюда в поисках уединения, де ещё, едва оперившиеся подростки залетали, проверяя крепость своих крылышек.
Братья тяжело дышали, стараясь не смотреть друг на друга. Одна и та же мысль о непоправимости совершённого мучила их, отправляя в небытие не только все их вчерашние планы и мечты, но и всю их предыдущую такую спокойную жизнь. Они долго приходили в себя. Лоренхольд плакал, не таясь, а Тихтольн о чем-то напряженно думал. Наконец, он встал. И, хотя голос его был глух, говорил он твёрдо, не допуская возражений.
– Я не могу вернуться, Лоренхольд. Но ты можешь. Скажешь, что я тебя сманил за собой, и тебя простят. Главное, ты должен рассказать о том, что нас видели. Можешь валить на меня всё, что угодно. Даже то, что это я сам, по собственной глупости им показался. Короче, говори, что хочешь, лишь бы тебя выслушали и простили…
– А ты? – выдохнул Лоренхольд.
– А я… уйду…
– Куда?
– Вернусь к тем орелям. Или они меня убьют или примут… – Тихтольн горько усмехнулся. – Скорее второе, они всё же орели…
– Но ты не сможешь там жить! Что ты будешь есть?
– На первое время найду наши сосуды. А потом.., потом что-нибудь придумаю…
– Уморишь себя голодом?
– Ну и что!!! – заорал вдруг Тихтольн. – Я это заслужил! Своей глупостью и упрямством! Своей самонадеянностью!.. Конечно, я хотел справедливости, но не так…
Он не договорил и громко в голос разрыдался. Лоренхольд был совершённо потрясён тем, что плачет его умный брат, всегда такой уверенный в себе, носящий гордое звание рофина, и, в свои молодые годы уже попавший в Летопись. Вечное преклонение перед Тихтольном сменилось вдруг такой неожиданной, такой щемящей жалостью, что Лоренхольд, совершенно забыв о себе, нежно обнял его, шепча слова утешения.
Ну что ты?.. Брось… Может, ещё ничего страшного и не случилось. Ну, увидел он нас. Подумаешь… Это ничего не значит. Вернемся домой, покаемся… Нас, конечно, накажут, но это лучше, чем смерть. А эти новые орели пусть живут себе, как жили, будь они хоть трижды наследниками Дормата. Сюда им не добраться…
Ты что, ничего не понял? – прошептал Тихтольн, поднимая к брату заплаканное лицо. – Они же летают! И мы сами, по-дурацки испугавшись, показали, куда нужно лететь.
* * *
Роктильн, бывший Иглон Нижнего города, сидел в своих покоях и, от нечего делать, вертел в руках фигурку, сделанную нохрами. Он ждал Фартультиха, который принимал последнего посетителя.
День шёл к концу, и день тяжелый. С самого утра во дворец тянулись желающие поговорить с новым Иглоном. Ещё бы! После вчерашней Церемонии никто не задержался в Главнейшем городе. Все быстро разлетелись по домам, а с утра, не выспавшись, явились к Правителю. «Бедный Фартультих, – подумал Роктильн – ужасная Церемония, трудный перелет, бессонная ночь в думах об отце… Представляю, как он устал. А тут ещё с утра это нашествие. Наверное, весь город побывал здесь сегодня. И ведь каждый пришёл с одним и тем же вопросом – чем ещё может обернуться для орелей глупость двух юнцов? – как будто решение Совета им ничего не объяснило. А что может добавить несчастный Фартультих, если даже я, правящий городом столько лет, на это вопрос не отвечу. Рондихт был прав: ответ в нас самих, в том, как мы сами относимся к проблеме. Но в том-то и дело, что, если сбежавшие глупцы приведут сюда действительных наследников Дормата, мало найдется таких, кто не растеряется. С одной стороны негоже законным Правителям жить в Низовье, но с другой, как они будут править нами, если никогда не жили по нашим законам? Интересно, что же все-таки говорит орелям Фартультих? Вчера вечером он задал мне вопрос: не мучила ли отца совесть за то, что он своим решением оставлял за чертой нашей жизни возможных истинных Правителей? Я тогда ответил ему, что Великий Иглон обладает таким Знанием, что проникает вглубь вещёй так, как не умеем мы. Но это были не те слова, которые племянник хотел услышать».
В галерее раздались быстрые шаги. Роктильн, со вздохом отложив фигурку, поднялся, ожидая увидеть Фартультиха, но вместо ненго в покои вбежал запыхавшийся рофин, а следом за ним несколько взволнованных стражей.
– Иглон! – от волнения поклонившись кое-как, заговорил рофин. – К городской границе только что пришёл один из этих.., которые вчера сбежали. Он хочет говорить с новым Иглоном. Говорит – срочно!
– Где он! – закричал Роктильн. – Сюда его! Скорее!
– Он очень измучен, едва может лететь. Сейчас мои товарищи его доставят… А я поспешил вперед, чтобы предупредить.
В этот момент в покои вошёл Фартультих.
– Почему ты кричал, дядя? – устало спросил он, – что-то случилось?
– Случилось, мой мальчик!
Роктильн в большом волнении подбежал к племяннику и, подвел его к скамье, которую только что покинул.
– Сейчас рофины приведут сюда одного из тех сбежавших юношей.. Может быть, он расскажет нам что-нибудь такое, что позволит орелям успокоиться.
– Или озаботиться ещё больше, – пробормотал Фартультих.
Однако новость его сильно взволновала. Он словно забыл про усталость и весь подался вперед, когда рофины почти внесли грязного, заплаканного Лоренхольда.
– Ты голоден? – спросил Фартультих.
Юноша, глядя в пол, отрицательно покачал головой. Рофины отпустили его, и Лоренхольд тут же упал на колени.
– Ты устал? Ранен? Можешь объясняться с нами сидя, – сказал молодой Иглон, а его дядя машинально отметил про себя, что как Правитель, мальчик начинает очень достойно.
Стражники принесли из галереи скамью и усадили на нее Лоренхольда. Все ещё не поднимая глаз, он всхлипнул и стал рассказывать. Сначала про то, как они с Тихтольном хотели ненадолго слетать и просто поглазеть на поселение, ещё до праздников, но Флиндог вернул их. Потом про то…
– Флиндог умер, – холодно перебил его Правитель, – он ещё на Церемонии заметил, что вас нет, и хотел догнать. Но сердце его не выдержало… Завтра мы будем хоронить старого норса со всеми возможными почестями.
Едва услышав про смерть Флиндога, Лоренхольд вскинул на Иглона заплаканные глаза, а дослушав, мучительно застонал, и поник, вцепившись руками в волосы. Какое-то время никто не прерывал его терзаний, но потом Фартультих приказал говорить дальше.
Лоренхольд, с большим трудом выдавил из себя, как им удалось удрать во время Церемонии. Негодующие возгласы стражей и рофинов Правитель прервал взмахом руки. Но было видно, что и ему, пережившему вечное расставание с отцом, тоже нелегко слушать, как эти юнцы воспользовались их прощанием.
– Почему вас не нашли? – неприязненно спросил он. – Ведь Ольфан выслал в погоню весь отряд рофинов.
– Мы шли пешком и в обход.
– Эти бы мозги да на что-нибудь другое. – проворчал Роктильн. – А дальше что?
– Потом мы нашли этих орелей, – тихо продолжал Лоренхольд. – Нашли уже ночью и до самого рассвета рассматривали их поселение. Затем выбрали место повыше, куда бы они не добрались, и залегли там, чтобы наблюдать днем… Заснули. А утром один из них нас обнаружил…
– Как так «обнаружил»? – не понял Фартультих. – Ты же говоришь, что нашли место повыше?
– Он… прилетел…
– Что!!!
– Тихтольн говорил – они не летают, – растерялся Роктильн.
– Летают, – прошептал Лоренхольд, но тут же вскинул голову и, волнуясь, быстро заговорил. – Но мы не знали!.. Тихтольн сам был уверен!.. Он не хотел… Мы думали, что только посмотрим.., убедимся в том, что дети Дормата выжили и это их потомки! Тихтольн не хотел зла. Он думал, что сделает орелям подарок… Все же переживали из-за погибших детей… А мы думали, разузнаем все,… прилетим, расскажем, успокоим… А вышло.., ничего хорошего не вышло…
Лоренхольд опустил голову и заплакал.
– Где Тихтольн? – сурово спросил Фартультих.
Юноша послушно оттер слезы.
– Когда этот орелин нас обнаружил, мы удрали… Испугались. Долго летели, пока не приземлились там, – он махнул в сторону окна, – на дозорной площадке. И тут Тихтольн сказал, что не может вернуться домой. Он… он плакал!
Лоренхольд снова зарыдал. Ему не мешали, но он сам скоро справился с собой и продолжил.
– Тихтольн решил вернуться к тем орелям. Он хочет умереть там с голоду, если, конечно, они его сразу не убьют. Я отговаривал, но он считает, что заслужил это. Хотел, чтобы я валил всю вину на него, но он невиноват… Хотя нет. Конечно, мы оба виноваты, но не так, чтобы умирать… Хотя… Флиндог… ой, мамочка, что же это такое мы наделали!…
Лоренхольд опять обхватил голову руками и принялся горестно раскачиваться из стороны в сторону.
Все молчали. Наконец Фартультих встал, пересек покои и остановился перед юношей.
